Улица Успенская – одна из самых коротких в нашем городе: всего 6 кварталов, 40 домов. Однако, как говорится, «мал золотник, да дорог». Именно здесь  получили прописку банк «Хлынов», телецентр и Серафимовский собор, который в годы гонений был единственным храмом на весь областной центр. Каждое из этих зданий достойно своего рассказа. И все же наш рассказ – не о них, а об Успенском Трифоновом монастыре, по имени которого эта улица получила свое историческое название.

Казалось бы, эту прославленную обитель знают все. По крайней мере, на Вятской земле, для которой она, поистине, явилась колыбелью духовной жизни и всего, что было рождено и освящено деятельностью Русской Православной Церкви. Первые вятские летописи, первые жития и сказания, первые вятские иконы, первые молитвы и песнопения в честь вятских святых и святынь, первая школа и первая больница, а после и первый в городе водопровод – все это впервые появилось именно здесь, в Успенском монастыре г.Хлынова (Вятки).

Сегодня мы, как правило, называем его Трифоновым – по имени основателя преподобного Трифона Вятского, в миру – Трофима Дмитриевича Повизаева, выходца из семьи архангельских крестьян. Однако, и древние акты, и фотографии Вятки конца XIX – начала XX века величают его Успенским. И на этом стоит остановится подробнее.

Святая Успенская Киево-Печерская Лавра

Примечательно, что когда-то, на заре истории русского монашества, именно Успению Божией Матери была посвящена первая мужская обитель – Киево-Печерская Лавра, основанная преподобным Антонием в 1051 году. В XIII веке киево-печерские иноки разделили со своим народом все ужасы Батыева нашествия. Киев, а вместе с ним и Лавра были разрушены. Многим братьям пришлось скитаться по неведомым землям, где они создавали новые обители, взяв за основу Устав Киево-Печерской обители. Так были основаны Успенские монастыри: Муромский – в Карелии, на берегу Онежского озера, Старицкий – в г.Старице Тверской области, будущая Почаевская Свято-Успенская Лавра. В XIV веке возник Успенский Горицкий монастырь в Переславле Залесском, который часто посещали великие князья. Долгое время центром православия в Крыму являлся Успенский монастырь г.Бахчисарай, где с XV века располагалась резиденция митрополита.

Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь

В 1473 году, в 50 километрах от Пскова, у ручья Каменца преподобным Ионой была заложена и освящена Успенская церковь – первый храм будущего Псково-Печерского монастыря. Около 1500 года был основан Успенский монастырь в Ладоге, в 1555 году – в Свияжске, в 1560 году – в Тихвине. Тогда же возник Успенский монастырь в местечке Жировицы Гродненской епархии, главной святыней которого была чудотворная Жировицкая икона Божией Матери. В 1625 году был заложен Успенский монастырь на реке Выше, где позже, в XIX веке, подвизался святитель Феофан Затворник. Около 1640 года греческие монахи основали Успенский монастырь в Воронежской земле близ села Дивногорье, который явился убежищем для православных иноков, бежавших от притеснений католиков.

Киево-Печерская икона Успения Божией Матери

Все эти обители были посвящены Успению Богородицы – не празднику, а Самой Божией Матери, Которая от начала русского монашества почиталась его покровительницей. На Руси эта мысль изначально была связана именно с образом Успения, который, по преданию, Пречистая Сама вручила греческим зодчим, отправлявшимся в Киев на строительство Великой Печерской церкви, сказав: «Хочу церковь Себе построить на Руси в Киеве: повелеваю же вам — возьмите золото себе на три года и идите на возведение ее... Прииду же и Сама увидеть церковь, и в ней хочу жить... Моим именем хочу назвать ее, — и, вручив икону Успения Божией Матери, добавила: — Она наместной да будет». Выйдя из храма, зодчие на облаке увидели изображение великолепной церкви, а когда построили ее, так и называли долгое время — «небеси подобною». В течение многих веков этот храм был украшением Киево-Печерской Лавры. Икона Успения находилась в нем над Царскими вратами и почиталась за великую святыню не только братией, но также многочисленными паломниками со всех уголков Руси, которые разносили славу об этой иконе, Успенских обителях и подвизающихся в них старцах по всем пределам нашего Отечества.

Назовем несколько подвижников, которые подвизались в них и были современниками преп. Трифона Вятского.

Преподобномученик Корнилий Печерский

В течение сорока лет – с 1529 по 1570 год – игуменом Псково-Печерского Свято-Успенского монастыря был преподобномученик Корнилий, при котором число братии увеличилось с 15 до 200 человек, и обитель достигла расцвета. В монастыре были возведены новые храмы, основана иконописная мастерская, собрана солидная для того времени библиотека. Игумен Корнилий положил начало местному летописанию, составив «Повесть о начале Печерского монастыря». Братия твердо стояла в вере, оказывая русским войскам помощь в ведении войны с Ливонским орденом и, одновременно, щедрой рукой раздавая пособия местному народу – эстам, страдавшим от военных действий. Кончина этого подвижника была не менее удивительной. Желая оградить обитель от бедствий, во время семилетней войны с Ливонией (1558-1565 гг.) игумен Корнилий с братией воздвигли вокруг монастыря каменную ограду, в результате чего он превратился в неприступную крепость. В 1570 году Псково-Печерский монастырь решил посетить царь Иван Грозный. Зная характер государя, клеветники нашептали ему, будто эта ограда была возведена настоятелем для защиты не от врагов, а от царских войск. Когда игумен Корнилий вышел за монастырские ворота навстречу государю с крестом, царь, заранее разгневанный на него, своей рукой ссек ему голову, но тотчас же раскаялся и, подняв тело его, на своих руках понес его в монастырь. Обагренная кровью преподобного Корнилия дорожка, по которой царь нес безжизненное тело к церкви Успения, в память этого события названа «Кровавым путем». Это произошло в те годы, когда молодой монах Трифон начинал свой путь в Пыскорском монастыре на Каме, и, возможно, что история мученической кончины игумена Корнилия, передаваемая из уст в уста, была ему известна.

Преподобный Иов Почаевский

Другим подвижником тех лет был преподобный Иов, игумен Свято-Успенской Почаевской обители. Его молитвенное горение было так велико, что монашеский постриг он принял 12-летним мальчиком, а в 30 лет уже сподобился пострижения в схиму. Преподобный Иов ввел в Почаевской обители общежительный устав, построил семь церквей, основал монастырскую типографию. При всех этих трудах он смог сохранить удивительную кротость и смирение, о чем рассказывает такой случай из жития святого. Однажды ночью, в монастыре, старец увидел вора, который хотел взвалить себе на спину куль зерна. Смиренный игумен помог ему поднять этот куль, но при этом напомнил об ответе на страшном Суде Христовом. Потрясенный кратким словом святого, грешник упал ему в ноги с мольбой о прощении. При этом, когда дело касалось веры, преподобный Иов  твердо стоял за православие в борьбе против Брестской унии 1596 года, с помощью которой Римский престол стремился подчинить себе православных в Малороссии. В том числе благодаря его авторитету, на Киевком соборе 1620 года уния была отвергнута и осуждена большинством иерархов.

Свято-Успенская Почаевская Лавра

Нельзя не сказать еще об одном видном современнике преп. Трифона Вятского – первом патриархе Московском и всея Руси Иове, который с 1566 по 1571 год являлся игуменом Старицкого Успенского монастыря. В 1580 году, когда в г.Хлынове указом царя Ивана Грозного была учреждена мужская обитель в честь Успения Божией Матери, он являлся архимандритом царского Новоспасского монастыря и, возможно, также принимал участие в принятии этого решения. Возведенный в 1589 году в сан патриарха, Иов с особым усердием содействовал распространению христианства в Поволжье и Сибири, недавно присоединенных к Московскому царству. Путь же в Сибирь лежал через Хлынов. Поэтому есть все основания полагать, что судьбы преп. Трифона и его монастыря находилось в поле зрения первого русского патриарха.  

Какое отношение имеют все эти примеры к истории улицы Успенской? Самое прямое. Потому что улица – это не только «дорога от дома к дому», но также «дорога к храму», «путь в историю и культуру нашего Отечества, на котором мы встречаем или святых, или убийц повинных в гибели тысяч людей. Если улица Успенская привела нас в Киево-Печерскую Лавру к первым русским инокам, или Почаев к преподобному Иову, или в Печеры, где почтенный старец выходит с крестом в руке к обезумевшему от ярости царю, то улица Урицкого неизбежно ведет нас в Петроград 1917-1918 гг., где большевик Моисей Урицкий, сначала, в должности комиссара Всероссийской комиссии по делам созыва Учредительного собрания организовал его роспуск, положив конец надеждам на демократию в России, а затем, уже в должности председателя Петроградской ЧК, подписывал смертные приговоры «врагам революции», за что 30 августа 1918 года был убит другом приговоренного к расстрелу. Сегодня историки спорят о том, сколько человек было расстреляно по приказу Урицкого – 300 или 5 тысяч, и, действительно ли, главный чекист Петрограда любил наблюдать расстрелы из окна своего рабочего кабинета? Известно, 12 июня 1918 года конференция большевиков ПетрЧК рекомендовала ЦК партии заменить Урицкого другим «товарищем, способным провести политику беспощадного пресечения и борьбы с враждебными элементами». Кто-то скажет, что, значит, он был не настолько жесток. Но где граница у жестокости? И существует ли она, вообще? И, если человек, казнивший 5 тысяч врагов, не может быть назван «настоящим героем», то может ли им считаться человек, казнивший 300, 200 или 100 «врагов революции»? 

Моисей Урицкий

Известно, что на убийство Урицкого и покушение на Ленина большевики ответили «красным террором», ничуть не стесняясь этих слов и жестокости, которая уже осенью 1918 года перешла все мыслимые и немыслимые границы. Именно тогда Успенская стала улицей Урицкого, и остается ей до сих пор. История «красного террора» - совершенно особая тема. Поэтому мы оставим споры историкам и вновь возвратимся в тот благословенный 1580 год, когда в город Хлынов пришел монах Трифон, желая основать в городе монастырь и посвятить его Успению Божией Матери. Почему именно Ей? Почему именно на этом месте? Как это произошло?

В поисках ответов на эти вопросы, перечитаем Житие преп. Трифона Вятского, особенно в той части, где неизвестный книжник пишет о приходе преподобного в Хлынов и основании Успенского монастыря.

Мы уже привыкли к образу преп. Трифона, как убеленного сединами старца, каким он смотрит на нас с фресок и икон. Известно, что в письме к вятчанам об устроении монашеской обители он и сам называл себя «убогим и грешным старцем». Между тем, интересно будет заметить, что в Хлынов монах Трифон пришел 33-летним, то есть в «возрасте Христа», который многие считают рубежным, полагая, что отныне в жизни наступает время для главного дела, к которому тебя призывает Бог. Видимо, это чувство было знакомо и пермскому подвижнику, который, испрашивая у своего духовного отца благословения на переселение в Вятку, говорил: «И о сем помысл одержит мя присно и желанною любовию, яко огнем, палим есмь, како бы достигнути вятския земли и видети ю».

Называя еще молодого подвижника «старцем», автор Жития не лукавит. Известно, что юноши в армии и, особенно, на войне быстро взрослеют, превращаются в мужчин. Вот также быстро повзрослел и монах Трифон, который, подвизаясь более десяти лет в пермских землях, провел эти годы в нелегкой борьбе с духами злобы и человеческим несовершенством. Вообще, следует заметить, что наши предки взрослели рано. Напомним, что преподобномученику Корнилию было всего 28 лет, когда он был избран в игумены Псково-Печерского монастыря, в возрасте 30 лет преподобный Иов Почаевский принял схиму, а святой князь Александр руководил русскими войскам в Ледовом побоище, будучи 22-летним.

На пути в Хлынов, 18 января 1580 года монах Трифон посетил г.Слободской. Запомним, что это был день памяти святителей Афанасия и Кирилла Александрийских. «И ту мало дней пребыв», пришел в Хлынов. Заканчивался январь, уже шла первая подготовительная неделя к Великому посту. Вся известность подвижника осталась в пермской земле. Здесь на Вятке начиналась новая жизнь. Преподобный простым странником и никому не ведомым «пришельцем в чужой стране» обходил городские церкви, часто посещал Никольский храм в Кремле, молясь пред Великорецким образом Святителя Николая. Здесь его приметил диакон Максим Мальцев, пригласил к себе. Постепенно и другие горожане стали приглашать его в свои дома. Он же, как сказано в Житии, «хождаше около града сюду и онуду, рассмотряя места, идеже бе угодно бытии обители».

Вскоре выбор был сделан – это было место близ града Хлынова, за рекою Засорою, где стояли две церкви «малы и ветхи зело» - одна во имя Успения Пресвятой Богородицы и другая во имя святителей Кирилла и Афанасия Александрийских, близ которых вятчане погребали усопших. Из Жития следует, что это был личный выбор преподобного, и он был действительно мудрым. Не только потому, что это место пока еще не было застроено – вокруг города были и другие пустующие места. И не только потому, что отныне монахи брали на себя труд молиться об упокоении вятчан, погребенных на этом кладбище, что не могло не тронуть сердца горожан.

Преп. Трифон перед Пресвятой Богородицей

Как нам представляется, решающее значение имело другое. Преподобному Трифону предстояло не просто основать очередной монастырь, но заложить сами основы монашеской жизни на Вятке. На кого, на чью помощь мог уповать в этом многотрудном деле пермский монах, сам «пришлец в чужой земле»? Прежде всего на помощь Той, Которая от начала русского монашества считалась его покровительницей – помощь Пресвятой Богородицы. И вдруг удивительный знак – за южной границей города преподобный видит место, которое уже отмечено храмом Божией Матери, посвященным Ее славному Успению! Да, этот храм не в лучшем состоянии, но в нем еще совершается служба, и это означает, что Богородица Сама незримо пребывает на этом месте. Чего же еще желать? А рядом – храм Александрийских святителей, в день памяти которых преп. Трифон пришел в г.Слободской. Еще один знак! Выбор сделан, и все последующие события убедительно показывают, что он был сделан мудро.

Действительно, уже вскоре происходит невероятное – почти еще никому неизвестный на Вятке пермский монах, который еще месяц назад не знал, где ему главу преклонить, обращается к вятчанам с предложением возглавить строительство монастыря и получает поддержку священников, судей, земских старост, присяжных и всех православных христиан … пяти вятских городов – Хлынова, Слободского, Орлова, Котельнича и Шестакова. В конце февраля, он спешно едет в Москву, где 24 марта 1580 года, в четверг накануне Лазаревой субботы, митрополит Антоний рукополагает его в иеромонахи и вручает грамоту, разрешающую строительство обители. В Москве преп. Трифон встречает праздники Святой Пасхи и Святой Троицы, и во второе воскресение Петрова поста, 12 июня 1580 года приемлет от царя Ивана Грозного грамоту на те самые земли, что были предложены им к созиданию обители.

Но пора и в обратный путь. 24 июня, в Иванов день, преподобный выезжает из Москвы. Дорога дальняя, поэтому в Хлынов он возвращается только 20 июля, в Ильин день, когда в наших северных краях и лето, и строительный сезон уже можно считать законченным. К тому же за те несколько месяцев, пока преподобный был в Москве, жители города уже успели охладеть к идее строительства монастыря. Начинается август – время сбора урожая, а затем сентябрь – время ярмарок. До работ ли? И тогда, в решающий момент, когда, казалось бы, люди отвернулись от обители, Сама Пресвятая Богородица оказывает помощь ее создателю.

Первое чудо произошло на праздник Успения Божий Матери недалеко от города Слободского, куда преп. Трифоном были направлены два монаха – Дионисий и Гурий с благословением разобрать и перевезти рекой Вяткой на место будущего монастыря деревянную церковь. Когда-то ее начал возводить неизвестный строитель, но уже два года, как он преставился к Богу, и церковь стояла неоконченной. Слобожане не только согласились отдать храм монахам, но и дали им помощников. Трудники добрались до места во второй половине дня 14 августа, накануне праздника Успения Пресвятой Богородицы. Тем временем, «Божиим изволением наста буря велия» и поднялся сильный ветер, так что храм смогли разобрать только до матиц – деревянных балок, служащих опорой потолку. Затем начался сильный дождь. Работы пришлось прекратить. Каково же было удивление трудников, когда на следующий день, в праздник Успения Божией Матери, утром, восстав от сна, они увидели, что церковь не только разобрана до земли, но и «раскладена по чину». Работники погрузили бревна на плоты и направили их к Хлынову. Однако, уже под городом новая буря заставила их пристать к песчаному острову посреди реки. Сильный ветер заметал тяжело нагруженные плоты песком так, что они не могли снова тронуться в путь. Тогда монахи и с ними все трудники стали молиться Богу и просить избавить их из песчаного плена. Неожиданно снова поднялся ветер, погнал по реке волны и вымыл песок с плотов. «И поплыша стройно, и приплыша в езеро под монастырь, и прославиша всесильнаго Бога и Богородицу».

Шатровая церковь Успения. Рисунок Т.П.Дедовой

Между тем, дождь, начавшийся в праздник Успения, не прекращаясь, лил до самого праздника Рождества Пресвятой Богородицы. Горожане скорбели, что все их работы встали, но монахам по-прежнему не помогали. Тогда 8 сентября, в сам праздник, Пречистая Дева Сама явилась жителю одного из пригородных сел Никите Кучкову, который во сне увидел себя будто бы в городе среди множества людей, и среди них – Саму Пресвятую Богородица с ангельскими силами и Иоанном Предтечей, которая обратилась к народу с такими словами: «Како вы обещалися во имя мое монастырь строити и ныне почто обещание свое забыли есте. Уже бо и строитель Богом дан вам и ныне зело скорбит о монастырском строении и в молитвах непрестанно плачется Господеви много время, а вы его презираете и повеленное им не творите. И отныне аще вы сего повеленнаго мною не сотворите, то от Содетеля всея твари Бога, по праведному суду Его, гнев на себе обрящете и казними будете, огнем пожени, или глад, или мор понесесте». После чего Богородица пошла со множеством народа из города за реку Засору и, указав место для храма, повелела: «Зде воздвигните храм Мой». После чего к хлыновцам обратился Иоанн Предтеча: «Зрите, о, христиане. Сия Мати Божия, Пресвятая Владычица наша Богородица разгневася на Вас, яко не радите о монастырском строении. И аще хощете прещения таковаго избежати, потщитеся к строению монастыря того, да не постигнет вы гнев Божий». И стали невидимы.

Встав от сна, Никита Кучков «со страхом и трепетом» утром поспешил в Хлынов, чтобы рассказать о своем видении властям и людям. Тогда, в тот же день, священники и горожане после праздничной литургии, взяв чудотворный Великорецкий образ Святителя Николая, пришли на место будущей обители и, совершив молебен Спасителю, Богородице и Святителю Николаю, заложили здесь первый монастырский храм в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. И тотчас с того дня перестал идти дождь, и установилась «благопотребная» погода. 

В последствии при участии преп. Трифона в монастыре были построены еще три храма – в честь Успения Божией Матери, Иоанна Предтечи и Николая Чудотворца. Из них особой красотой отличался Успенский собор, имевший 6 шатров. Современник, глядя на него, писал, что церковь та «велия и пречудна», и по своей архитектуре подобных храмов «нигде не обретается». Есть предположение, что прообразом для него послужил Собора Василия Блаженного в Москве, где неоднократно бывал преп. Трифон, и один из приделов которого, как известно, был освящен в честь вятской святыни – Великорецкого образа Святителя Николая. Кроме храмов были построены 14 келий для монахов, колокольня, хозяйственные постройки – погреба, житницы, поварня с хлебней и квасоварня. За алтарной частью Успенского собора стояла деревянная часовня над ключом. По периметру монастырь был обнесен деревянной оградой, За монастырскими стенами располагались конюшенный и скотный дворы. Здесь трудились работные люди, со временем населившие слободку за южной стеной монастыря. По имени его она получила название Успенской. Согласно переписи 1646 года, тогда в ней числилось 26 дворов и проживало 95 крестьян. К концу XVIII века эта слободка вошла в городскую черту, но не затерялась в истории – ее название перешло к улице, спешащей с Кикиморской горы к монастырю.