“- В каких газетах Вы сотрудничали?
- Я сотрудничал в следующих газетах: 1. “Нарвский листок”. 2. “Вести дня”. 3. “Русский вестник”. 4. Рижской газете “Сегодня”. Журналах: 1. “Перезвоны” (рижский). 2. “Новь”, Таллин. “День русской культуры”, “Студенческие годы”, “Иллюстрированная Россия”.
- Какие имеете печатные издания?
- Я издал книги “Земля-именинница” и “Дорожный посох”.
Это не стенограмма творческого вечера любимого писателя, не интервью с ним, хотя стремление как можно подробнее и обстоятельнее ответить на самый простой вопрос, вроде “Перечислите ваши произведения”, наводит на такие мысли. Ну откуда еще можно узнать, что писатель Василий Никифоров-Волгин в газетах “Вести дня” и “Русский вестник” напечатал рассказы “Великий пост”, “Преждеосвященная”, “Исповедь”, в “Нарвском листке” - “Причащение”, “Двенадцать Евангелий”, “Плащаница”, “Земля-именинница” и “Серебряная метель”, в рижском журнале “Для вас” - “Сумерки”, рассказ “Архиерей” - в “Иллюстрированной России”, в газете “Ревельское время” и журнале “Дни нашей жизни” в Гельсингфорсе в 1925 - 1926 гг., “Чаша” была перепечатана из книги “Земля-именинница” в газету “Карпатская Русь” г . Владимира, что его рассказы из книги “Дорожный посох” появлялись в 1937 году в тех же перечисленных изданиях, кроме того, в газете “Сегодня” были напечатаны ряд рассказов на мотивы древних сказаний и отрывки из незаконченной повести “Древний город”.
Откуда? Из протоколов допросов обвиняемого Никифорова Василия Акимовича, № 28 и № 29, датированных соответственно 26 - 27 мая и 9 июня 1941 года, сохранившихся в филиале Эстонского государственного архива и обнародованных во втором томе “Балтийского архива”. В конце мая - начале июня сорок первого он еще в Нарве, Никифоров-Волгин, и еще не подозревает, чем обернутся для него эти искренние ответы на вроде бы безобидные вопросы, из которых только “В каких контрреволюционных партиях и организациях Вы состояли?” выдает истинные намерения интересующихся.
Протокол № 30 “Собственноручные показания Никифорова Василия Акимовича” вопрос об этих партиях и организациях проясняет насколько возможно: “Я состоял членом местных общественных и культурно-просветительских обществ. Самой крупной организацией в Эстонии был Русский национальный союз , он имел несколько отделений и объединял несколько сотен человек... Активной роли в Русском национальном союзе я не играл и был рядовым членом. Собрания посещал, но большей частью как журналист, которому надо дать отчет в очередной номер газеты. Председателем Нарвского отделения были Трещев (Гарин), Петр Васильев, доктор Лужков и, если не ошибаюсь, был еще председателем Платон Павлович Переплетчиков... Несмотря на то что Русский национальный союз был организацией местного характера, в него входили также и эмигранты с правом совещательного голоса. Из деятелей эмигрантского лагеря выделялись профессор Рогожников, присяжный поверенный Губин, Ромишевский. Судить о политических убеждениях каждого из них мне очень трудно... Активной роли эмигрантам не приходилось играть... Общение с активными деятелями союза было у меня самое поверхностное, а судить о глубине их внутреннего мира мне очень трудно. За последние 8 лет я не имел никакого общения с национальным союзом ни в Нарве, ни в Таллине, хотя и встречался с их деятелями...”
Примерно в том же духе Никифоров-Волгин говорит о нарвском просветительском обществе “Святогор” и Русском христианском студенческом движении, о своем участии в них. Коротко характеризуя их, подмечая некоторые особенности, как то: “много уделялось места для ознакомления с советской литературой, за что со стороны эмигрантов общество “Святогор” было прозвано комсомолом”, писатель рисовал довольно-таки правдивую картину русских в Эстонии в середине двадцатых - начале сороковых годов прошлого века. Мог и заметить, что “в Нарве среди молодежи стали распространять литературу парижских авторов - Бердяева, Зеньковского, Ильина...”, мог не скрывать, что литература эта производила на него “впечатление, и в особенности факты из религиозной жизни в Советском Союзе, якобы основанные на живом материале. Это влияние было настолько глубоким, что в дальнейшем отразилось на моей литературной деятельности (в книгах “Земля-именинница” и “Дорожный посох”). Живя в провинциальных условиях в течение 30 с лишним лет и оторванный от живой действительности Советского Союза с его огромными достижениями, а также отрыв от советской литературы - материал, помещаемый в книгах и журнале “Вестник” парижскими писателями - деятелями движения принимался мною за точный, проверенный материал... авторов...”
Читаешь теперь эти материалы “Балтийского архива” - ну просто идиллия какая: один человек интересуется, другой отвечает, развивая мысль настолько, что забываются и обстоятельства этой беседы, и то, что один из собеседников - следователь НКВД, а второй - обвиняемый, каждое слово которого, как говорят в современных фильмах, может быть истолковано против него. И ведь истолковалось - в августе 1941 года Никифоров-Волгин был доставлен в Киров, в пересыльную тюрьму, а в декабре того же, сорок первого, расстрелян, ответил за каждую свою книжку, за каждое свое слово жизнью. Хотя вроде бы и не слишком “распахнулся” на допросах, судя по протоколам. Но это в Нарве. Как было в Кирове, даже не догадаться, не то что узнать: в архиве Кировского УФСБ дела Никифорова-Волгина нет. И вообще вятский период жизни писателя самый малоизученный. А ведь здесь он провел три времени года, видел Вятку из зарешеченного окна пересыльной тюрьмы летней, осенней, зимней. Какой она ему показалась? Какие поправки вносил ее вид, облик, образ в сюжет так и не законченной им повести “Древний город”, рукопись которой утеряна? Вопросы, вопросы, вопросы, на которые и ответить-то вроде некому. А в вятском издательстве “Буквица” между тем готовится к изданию полное собрание сочинений духовного писателя Василия Никифорова-Волгина. Как же оно выйдет без вятских-то страниц, без материалов “Вятского архива”?..
Но ведь и о “Балтийском архиве” я мало что знал. До тех пор, пока некоторые его материалы: распечатку протоколов № 28, 29 и 30 (Филиал ЭГА, ф.130, д.15096, лл 1617, 20 - 21 и 23 - 24) - не прислала мне Ольга Лапко, преподаватель Московского государственного педагогического университета. В свое время, готовя диссертацию на соискание ученой степени кандидата филологических наук, она заинтересовалась публикациями в “Вятском крае” о Никифорове-Волгине. А диссертация та, кстати успешно защищенная, называлась “Художественное воплощение наставничества в русской прозе 1920 - 1930-х годов”. И говорилось в ней, что “духовному становлению ребенка, формированию православного мировосприятия посвящены рассказы В.А. Никифорова-Волгина, составившие сборники “Земля-именинница” и “Дорожный посох”, что “в циклах “Детство” и “Из воспоминаний детства” представлены разнообразные формы духовного наставничества: влияние родителей, прежде всего матери, воздействие мира церкви - православных традиций, церковной службы, наставничество святых, учительская роль священников, монахов, “Божьих певунов”, “Божьих людей”, восприятие родной природы и русской речи (“земля-именинница” сама “наставляет” душу человека), учительская функция стариков, старших товарищей, родных и близких человека”.
И еще было сказано: “Наставниками, чудесными помощниками могут стать предметы (духовная книга, дорожный старинный посох). Так, в рассказе “Торжество православия” метафизическим наставником ребенка, помогающим ему укрепиться духовно, становится книга св. Тихона Задонского “Сокровище духовное, от мира собираемое”. Юный герой этого рассказа Василия Никифорова-Волгина признается: “Я выучил наизусть вступительные слова к этой книге и любовался ими, как бисерным кошелечком, вышитым в женском монастыре и подаренным мне матерью в день ангела: “Как купец от различных стран собирает различные товары и в дом свой привозит и сокрывает их, так и христианину можно от мира собирать душеполезные мысли и слагать их в клети сердца своего и теми душу свою созидать…”
Должен признаться, читая рассказы и повести Василия Никифорова-Волгина в книгах, выходивших, случалось, и в Вятке, меньше всего думал об этой вот назидательной, наставнической их направленности. Но с недавних пор стали у нас в областном центре проводиться Никифоровские чтения: сначала в воскресной школе Свято-Трифонова монастыря, потом в Вятской православной гимназии во имя преподобного Трифона, затем и в центральной городской библиотеке имени А.С. Пушкина. И главными их участниками, заинтересованными и неравнодушными, всегда были учащиеся школ области. Но и взрослым вятичам-вятчанам важны душеспасительные уроки Василия Никифорова-Волгина, который писал: “Нет таких слов, чтобы передать во всей полноте сложную гамму настроений, мыслей и чувств, волновавших мою душу, когда я стоял на берегу озера и слушал далекий пасхальный звон”. Но сам такие слова находил...

Николай ПЕРЕСТОРОНИН, "Вятский край"
http://www.vk-smi.ru/archiv/2010/iyun/108-4716/dushu-svoyu-sozidat.htm