— Пользователи стучатся к вам с вопросами, просят совета, учат грамотно писать слово "Евангелие"... Вы как к ним относитесь?
— Ужасно. Как и ко всем, кто мне звонит, кто меня останавливает на улице и так или иначе вторгается в мою личную жизнь. Но нельзя жить только для себя. Я — существо многослойное: на одном реактивном слое я прячусь от того, что вторгается в меня, на другом — открываю сознание для того, чтобы быть доступным.

— Или вы заняты самопиаром?
— Моя персональная задача — быть интересным для моих собеседников. Но нет задачи быть интересным ради того, чтобы этих собеседников стало больше и мой рейтинг вырос. Чего-чего, а известности я уже накушался, мое человеческое и авторское тщеславие удовлетворено. Я уже не прыгаю при выходе своей новой книги, а скорее понуждаю себя к изъявлению радости по этому поводу — так положено... Наверное, от известности я уже получаю больше минусов, чем бонусов, — подглядывание-подсматривание в магазинах и пр. Так что интернет-собеседников не ищу.

— Так зачем же растрачиваться в онлайне, где к тому же произошла девальвация слова?
— Для меня, как для человека, работающего со словом, это тоже очень интересно. Дискуссии в интернете показывают, как люди неочевидно могут воспринимать те или иные слова. В одном и том же тексте слышат разные, даже противоположные интонации. Иногда меня радует такая возможность, иногда печалит. Но понимать эту механику надо, чтобы уметь избежать двусмысленности.

— Достают тролли и провокаторы?
— Сам образ моей жизни защищает меня от интернета. Я половину времени провожу в поездках по стране или миру. В ноутбуке нет Wi-Fi. Вторая форма защиты: анонимных юзеров я за людей не считаю. Если человек входит под ником, а не под своим настоящим именем, если я про него не знаю и он про себя ничего не рассказывает, то для меня эта личность тождественна тому тексту, который она оставила на моей странице. И в этом смысле это не вполне человек, поэтому я могу отреагировать на него резко.

— ЖЖ — не паства, а эксперимент?
— Не паства — это точно. Я никем не хочу управлять и никого не желаю пасти. Да, в моих интернет-публикациях есть аспект апробации, нужный мне самому. Какие-то тексты я могу обкатывать, прежде чем воспроизводить их в печатном виде. Интернет позволяет публиковать черновики и видеть реакцию. Она бывает очень здравая и критическая. И тогда я людям очень благодарен.

— Получается, что блог ведет не отец Андрей, а любознательный лингвист?
— Не совсем так. Себя-то я как раз не отделяю от своего присутствия в интернете. То есть там тоже я. Поэтому не собираюсь вешать индульгенцию, основанную на моей личной невменяемости: я не я, площадка не моя.

— А почему вы не играете по общим правилам?
— А какие есть общие правила?

— Вы их только что сформулировали. Человек в интернете не тождественен себе в офлайне. Интернет — это большая ролевая игра, в которую вовлечены миллионы.
— Я не имею права играть. Для меня это принципиальное табу. Я публичный человек и потому все время и так нахожусь на грани фола. Самый страшный мой риск — превратиться в актера, артиста разговорного жанра. Моя работа — свидетельствовать о моей вере — для меня очень значима.

— В интернете есть место греху?
— Интернет в церковном восприятии — это все равно реальность, даже если большинство его пользователей считают иначе. Если священник скажет что-нибудь неаккуратное не в храме, а в интернете, последствия для него могут быть те же самые.

— Какие поступки в онлайне греховны? Обман, травля? Возжелать жену ближнего на сайте знакомств?
— Я думаю, что ставить вопрос так — значит много чести делать интернету. Потому что ничего нового в интернете нет. Это вполне обычное пространство общения. Наука быть человеком абсолютно одинакова в салоне городского автобуса, на рынке, в храме, в интернете. Какая разница, где ты занимаешься каннибализмом? Пожираешь слабенького солдатика в казарме или в интернете кого-то выживаешь и поливаешь вонючей субстанцией?

— Желание поднять рейтинг, попасть в топ — это тщеславие?
— Оценка зависит от цели этой борьбы. Вполне может быть, что, если я однажды стану бороться за рейтинг, это будет не тщеславием, а тактическим способом достижения цели.

— У вас есть фан-клуб: перед разговором я даже рассматривал ваше 3D-фото — через стереоочки вы казались вполне живым. Откуда такая популярность?
— Да ведь на безрыбье и рак — рыба. Батюшки слишком иконографичны, и любой служитель, который не растворяется в этой иконографии, привлекает внимание. Люди истосковались по человеческому общению. А со мной можно спорить, можно не соглашаться — я не живу в статусе памятника своему собственному сану. Церковь, если она здорова, может себе позволить существование таких маргиналов, как Охлобыстин и Кураев.

— Вы — маргинал, поп 2.0?
— Не слышал такого выражения.

— 2.0 — универсальная приставка для чего-угодно-продвинутого...
— Ни в коем случае этого бы мне не хотелось. Категорически против того, чтобы самому превращаться в матрицу для кого-то другого.

— Но обсуждаете вы очень резкие вещи. Ну вот хотя бы полемика о чтении духовной литературы в туалете — батюшки о таком молчат.
— Понятно, что туалет не храм и не молитвенная комната. Но всегда ли? Могут ли быть жизненные исключения? Понятно, что христианин должен уметь прощать. Но всегда ли? Когда я ставлю такие вопросы, это еще и массаж головного мозга. Те, кому хорошо в мире клише, возмущаются. Но Церковь не может быть наполнена только такими людьми.

— Ваш блог можно назвать приходом?
— Нет. С точки зрения богословской приход формируется вокруг таинств, с социологической — вокруг духовного отца. Но я не духовный отец, и как минимум половина моих собеседников в блоге считают хорошим тоном начинать с фразы: "Я не фанат Кураева!" Это ни в коем случае не приход. Просто площадка для разговора.

— В игре Second Life открыты представительства самых разных конфессий: обряды, исповеди... Где же виртуальный приход РПЦ?
— Не надо использовать принцип "все или ничего". Конечно же, виртуальная православная церковь невозможна и не нужна. Невозможно в интернете причащать, давать тело и кровь Христовы, потому что это именно тело и кровь Христа, а не байты информации.
Я могу себе представить исповедь по интернету. Например, я не отвечаю на исповедального характера вопросы людей, которых не знаю. Заочно лечить глупо и преступно, и легко стать жертвой какого-нибудь тролля. Но, скажем, женщина вышла замуж за араба, уехала в Саудовскую Аравию, где в округе ни одного православного храма и священника. И она хочет о чем-то спросить, исповедаться. По телефону неудобно, по скайпу — как-то открыто, и вот тут она может написать батюшке по электронной почте. Но при условии, что она заранее условилась с этим священником при реальной встрече еще в России.

— Это гипотетическая ситуация?
— Нет, вполне реальная. И даже не новая. В былые века люди слали старцам своим исповеди в письмах.

— Но вопросы на ваш и-мейл присылать, получается, бесполезно.
— На вопрос я могу ответить. Просто вопрос теоретический — это не то же самое, что вопрос жизненный, а вопрос жизненный — не то же самое, что вопрос духовный. Теоретические вопросы связаны с историей церкви, историей религии. Для ответа на них обязательно надо знать не вас лично, а тему разговора. Жизненный вопрос — когда речь идет о достаточно простой проекции общеизвестных нравственных норм на наш быт. Допустим, вы у меня спрашиваете: "У меня жена, двое детей, а я полюбил девушку... Можно я брошу свою семью и создам новую?" Естественно, отвечу определенным образом. Но есть вопросы, связанные с очень сложными оттенками внутренней жизни человека. Это собственно духовные вопросы. Для ответа на них надо смотреть в глаза, а не в монитор.
Кроме того, есть вопросы, на которые просто нельзя отвечать незнакомцам. Приведу резкий пример, чтобы было понятно: "Батюшка, как мне быть с утренним сексуальным возбуждением?"

— Не думаю, чтобы вам такое писали.
— Писали и не такое! Попытка публичного ответа незнакомому человеку грозит тем, что потом тысячи троллей на протяжении тысячелетий будут обгладывать тебя на различных форумах.

— Ну а если нужен простой совет: как найти мотивацию, цель, чтобы двигаться дальше?
— Вы ставите самый главный вопрос. И вы заранее знаете, кому его адресуете. И потому, опять же заранее, знаете, что я отвечу.
Я, как христианин, не могу ответить вам иначе, как цитатой из Евангелия. Вот эпизод — юноша адресует Христу ваш вопрос: "Учитель, что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?" Ответ Христа: "Оставь все и иди за Мной". Я не Христос, чтобы говорить: "Иди за мной". Я могу сказать: "Ищите Христа и идите за Ним". А другого ответа я дать вам не могу. Потому что в таких вопросах можно делиться только тем, что пережил сам. А я пережил правду именно этого пути. Но такой мой ответ покажется вам слишком простым и профессионально обусловленным. Вы его не услышите. Поэтому наша заочная переписка, скорее всего, состояла бы из одной фразы: "Ответ невозможен". Но... Невозможное в виртуале возможно в реале.
http://freshf5.f5.ru/post/297349#f5cut_1