К обоюдной пользе

Благодаря губернаторам в провинциях Российской империи решались важные церковные задачи. В конце ХVIII века глава Пермского наместничества Алексей Волков много внимания уделял переносу Пыскорского монастыря. Евгений Кашкин, прибыв в Ярославль губернатором, сразу возобновил замороженное было сооружение Леонтьевского храма. В документах о строительстве церквей в царской России имена губернаторов упоминаются часто. Чиновники лично рассматривали проекты храмов. При их поддержке в строительство и ремонт церковных зданий вкладывались большие государственные средства. Изучив акты упомянутого Леонтьевского храма в Ярославле, священник Сильвестр Соколов заключил, что запись – церковь «устроена тщанием и коштом граждан» – верна лишь отчасти, так как главными стали средства Приказа общественного призрения и Казенной палаты.

Подобная ситуация наблюдалась и в других местах. Правитель Таврии Платон Зубов отпускал по приказу Екатерины II большие суммы из казны на постройку храмов. В начале ХIХ века Министерство финансов ассигновало крупную сумму для Кишиневской епархии. Как отмечал дореволюционный историк Павел Никольский, «русское государство… всегда… считало себя обязанным… построить храмы».
Также в разделе:

Второе отлучение Льва Толстого
Почему замалчивается столетие со дня смерти писателя

Буревестники церковной революции
Лица и судьбы обновленческого движения

Сибирская утопия баптистов
Город Евангельск должен был положить начало Реформации в Советской России

Важные сановники империи вкладывали в богоугодные начинания и собственные средства. В ХIХ веке на сооружение храма в Херсонесском монастыре жертвовали бессарабский и севастопольский генерал-губернаторы. В Саратове к покупке дома для семинарии причастен губернатор Александр Голицын.

Усердием в церковных делах губернаторы подчас превосходили архиереев. Историк Александр Дмитриев в книге «Очерки из истории губернского города Перми» (1889 год) утверждал: «Бездеятельность Дионисия (пермского епископа. — «НГР»)… обнаружилась в деле постройки… помещения для… семинарии… дело, руководимое неумелой и ленивой рукой… Дионисия, затянулось». Обращались за помощью и к меценатам, как пермский губернатор Карл Модерах, ведший переписку с частными заводами о выделении средств на строительство здания духовной семинарии.

Власть финансировала разные епархиальные нужды. Историк Павел Никольский разъясняет: «Государство считало себя обязанным… дать обеспечение причтам… в форме земельного надела: усадебных мест, пахотной земли, сенных покосов». В 1850 году епископ Оренбургский и Уфимский Иосиф (Богословский) вел переписку с оренбургским губернатором о выполнении высочайше утвержденного указа об обеспечении духовенства землями, домами и пособиями от прихожан.

Военно-полицейский потенциал также служил на благо Православной Церкви. В конце XVIII века Флорищеву пустынь Суздальской епархии 20 лет охраняли девять военных. В течение 17 лет несколько солдат с капралом несли охрану вокруг Саровской пустыни.

Особо значимой была для государственной Церкви помощь в борьбе с расколом. Здесь стороны зачастую действовали единым фронтом. В 1838 году архиепископ Пермский Аркадий (Фёдоров) уведомил пермского губернатора о переходе в старообрядчество крестьян Камышловского уезда. Позднее склонял его перестроить старообрядческую часовню в Екатеринбурге в единоверческий храм. Архиепископ Аркадий боролся не только со староверами: однажды донес о появлении в крае «чародеев».

Чиновников с епископами объединяла иногда и ревность о благопристойности в области культуры. В 1914 году пермский губернатор Михаил Лозина-Лозинский просил епископа Пермского и Соликамского Андроника (Никольского) об участии клириков в надзоре за народными библиотеками. Годом позже Лозина-Лозинский восстал против «кощунства и соблазна» в связи с постановкой оперы Жюля Массне «Таис» в пермском театре. Губернатор писал епископу Андронику: «Как только я узнал о предстоящей постановке… я тотчас же осведомился у полицмейстера – приняты ли… меры; причем он доложил мне, что все сокращения в… опере, предуказанные предместником Вашим… будут соблюдены… Не ограничиваясь этим, я лично внушил распорядителю оперы… чтобы… не были употреблены монашеские одежды». Опасения губернатора понятны: герой оперы монах Атанаэль склонял к разврату героиню, обратившуюся к христианству и порвавшую с прошлым куртизанки.

Не совсем тандем

Но не везде и не всегда царило подобное взаимопонимание. В 1825 году епископ Пермский и Верхотурский Дионисий (Цветаев) донес на пермского губернатора Кирилла Тюфяева, допустившего к сожитию 31 пару, повенчанную старообрядческим священником. В середине ХIХ века архиепископ Литовский и Виленский Иосиф (Семашко) обвинял виленского генерал-губернатора, что тот «покровительствует… древлеправославным попам». В 1901 году под началом вятского губернатора Николая Клингенберга открылось попечительство о народной трезвости. Примечательно, что в оргкомитет никто из духовенства не вошел.

Отношения государственных и церковных властей в губерниях однозначно не были равными: губернатор имел преференции, явно возвышаясь над главой епархии, часто видя в нем подчиненного церковного чиновника или в своем роде «духовного полицейского». В 1797 году владимирский губернатор Павел Рунич предложил епископу Виктору (Онисимову) дать предписание священникам, чтобы они сообщали своей пастве о предстоящем усмирении «дерзновенных» крестьян. Епископ предписал консистории, чтобы «объявление о сем с подпиской и с крепчайшим о выполнении требования губернатора подтверждением» было сделано.

Другой пример того, как государственная власть управляла Церковью, – поручение вятского губернатора Кирилла Тюфяева епископу Вятскому и Слободскому Нилу (Исаковичу), чтобы традиционный крестный ход по губернии перенесли на день, когда в Вятке ждали наследника престола. «Архиерей был человек сговорчивый и не нашел ничего возразить», – отмечал писатель Александр Герцен.

Церковных владык порой даже унижали. Епископ Оренбургский и Уральский Антоний (Радонежский) буквально выпрашивал деньги у оренбургского генерал-губернатора на ремонт архиерейского дома. Сознавая превосходство вельмож, архиереи шли на грубую лесть и искательство. Епископ Полтавский Сильвестр (Лебединский) писал малороссийскому генерал-губернатору Александру Куракину: «Молю Ваше Сиятельство о продлении любви Вашей ко мне и благорасположения, а я сохраню по гроб мой к особе Вашей истинную чувствительность и ту глубочайшую душевную преданность, с коими и ныне есмь». Архиепископ Черниговский и Нежинский Виктор (Садковский) называл Куракина «высокомилостивым государем», а себя его «всенижайшим слугой».

Даже определение границ епархий зависело от губернатора. Обращаясь к пермскому главе в 1851 году, архиепископ Пермский Неофит (Соснин) «вопиял», между прочим, о важности разделения епархии, имевшей слишком большую территорию.

Отчеты и рапорты губернаторов содержали оценки не только деятельности, но и поведения духовенства, включая архиереев. От этих характеристик зависела судьба духовных лиц. В начале 1880-х годов епископ Уфимский и Мензелинский Никанор (Бровкович) писал из Уфы «о неподлежащем вмешательстве светских властей в дела епархиальных начальств… что генерал-губернаторы сами… без сношения с духовной властью, назначают… дознания о… деяниях, подлежащих епархиальному суду».

В свою очередь, духовенство порой «отыгрывалось» на своих противниках. Так, в конце ХIХ века по просьбе обер-прокурора Святейшего Синода Константина Победоносцева епископ Никанор (Бровкович) сочинил обвинительное послание в адрес Синода на уфимского губернатора Николая Щепкина, не забыв на 36 листах документа ничего, включая отсутствие оппонента на всенощных богослужениях. Позже, уже на новом месте, епископ вступил в конфликт с одесским генерал-губернатором Христофором Роопом и донес Победоносцеву о его терпимости к протестантам: «Рооп – человек неприятный и крайне неудобный… и якшается со всякой сволочью».
На первый взгляд духовная власть стоит над мирской, а если посмотреть внимательнее – и в делах церковных владычествует чиновничество.
Фото с сайта www.yakutsk-photo.ru

Бывали и более яркие случаи, особенно в XVIII веке. В 1745 году епископ Вятский и Великопермский Варлаам (Скамницкий) нанес вятскому воеводе «оскорбление действием» (ударив его). «Требовал соответствующей сатисфакции» чуть не за каждое вмешательство власти в 1760-е годы епископ Крутицкий и Можайский Сильвестр (Страгородский).

Занимая в начале ХIХ века оренбургскую кафедру, епископ Августин (Сахаров) не таил недружелюбия к местному генерал-губернатору Григорию Волконскому. Тот отвечал ему тем же, помня об отказе епископа освятить военную церковь в Оренбурге, а самое главное – о его «чересчур формальном и… бюрократическом управлении епархией». Волконский выстроил церковь на казенные средства, а освящение задерживалось полтора года. Епископ Августин требовал не только переориентировать церковь на восток (она «смотрела» на юго-восток), снабдить ее ризницей, но и найти причту жилье. Факт вымогательства был налицо, и Волконский обратился в Святейший Синод, где признали неправым епископа Августина.

В 1820-е годы архиепископ Иркутский, Нерчинский и Якутский Ириней (Нестерович) боролся с гражданской властью, грозил анафемой иркутскому генерал-губернатору Александру Лавинскому, атаковал городничего Александра Муравьёва.

В начале 1840-х годов обострился спор между епископом Рижским Иринархом (Поповым) и губернатором Остзейского края Матвеем Паленом. Все началось с резкой переписки, завершившейся тем, что Пален окружил архиерейский дом переодетыми солдатами, которым было поручено всех выходящих от епископа Иринарха арестовывать. В итоге Пален добился перевода Иринарха из Прибалтики.

В 1870-е годы из Херсона убрали епископа Леонтия (Лебединского) – по требованию генерал-губернатора. Позже на епископа Леонтия жаловался в столицу варшавский глава Иосиф Гурко, герой русско-турецкой войны.

На полшага от антагонизма были епископ Пермский и Соликамский Палладий (Добронравов) и пермский губернатор Иван Кошко. «Наши отношения… не сложились… мы друг другу явно не симпатизировали», – признавал позже в своих «Воспоминаниях губернатора» Кошко и приходил к выводу, что причина этого антагонизма в самолюбии иерарха, избалованного почестями.

Почти полная гармония

При всем том есть факты добрых отношений губернаторов и глав епархий. Больше примеров такой приязни являет нам ХIХ век. Князь Александр Куракин дружил с целым рядом архиереев. Епископ Черниговский Михаил (Десницкий) знал, что тот отзывается о нем «благорасположенно». Архиепископ Могилевский и Витебский Анастасий (Братановский) признался Куракину: «Имел счастье пользоваться добротою великодушия вашего». Сам Куракин называл архиепископа Минского, Изяславского и Браславского Виктора (Садковского) «многолюбимым» и «почитаемым».

Если упоминавшегося выше архиепископа Иркутского, Нерчинского и Якутского Иринея (Нестеровича) губернатор Александр Лавинский недолюбливал, то к его преемнику – Мелетию (Леонтовичу) относился по-доброму: новый епископ не провоцировал сановника.

Особо примечательны взаимоотношения архиепископа Подольского Кирилла (Платонова-Богословского) с подольским губернатором Григорием Лашкарёвым. В 1834 году, когда чиновника перевели на новое место, архиепископ сообщал некоему другу: «Без слез нельзя вспомянуть Лашкарёва, верного слугу царева». «Почтеннейший», по словам архиепископа Кирилла, губернатор был «сокровищем для епархии» и «ревностнейшим в общем деле помощником». Совместное решение униатской проблемы, защита Лашкарёвым прав духовенства – уже это сблизило двух облеченных властью лиц. Опытный архиепископ признался: «Я уже на себе испытал, что худой с ними (губернаторами. – «НГР») мир лучше открытой брани». Но отношения с Лашкарёвым были более чем мирные. Много значили личные качества архиепископа: смирение и отсутствие самодовольства.

Благоволение к вельможам питали и другие архиереи. Епископ Арсений (Москвин) имел приязнь к подольскому генерал-губернатору Дмитрию Бибикову. Епископ Смарагд (Крыжановский) писал о харьковском губернаторе Дмитрии Крылове как о «добром сотоварище и споспешнике». Возможно, то же сказал бы о генерал-губернаторе Михаиле Воронцове архиепископ Херсонский Иннокентий (Борисов). В 1848 году Воронцов признался в удовольствии быть с Иннокентием в «постоянных сношениях».

Радушие оборачивалось не только сотрудничеством. В свое время в гостях у епископа Вятского Неофита (Соснина) часто бывал местный губернатор. Епископ Уфимский и Мензелинский Никанор (Бровкович) как-то открыл, что два губернатора относились к нему «с самой предупредительной почтительностью». Подобное отмечал иркутский архиепископ Вениамин (Благонравов): «Граф Игнатьев (генерал-губернатор Восточной Сибири. – «НГР») живет со мною дружески и вверяет мне даже свои секреты, сокрытые от подчиненных» (1887 год). Но такие примеры – скорее исключения из правила.

Все же отношения церковных и гражданских властителей в губерниях чаще были конфликтны. Причина, с одной стороны, в самолюбии епископов, их амбициозности, с другой – в чрезмерном внимании чиновников к церковной сфере. Еще одна причина – сопротивление священнослужителей синодальной системе, мечта о возврате к допетровскому строю. Большинство конфликтов между гражданской и церковной властями пришлось на ХVIII–ХIХ века. Если в ХVIII веке отношения отмечены неприкрытым антагонизмом, то к началу ХХ века они значительно улучшились. Напрашивается вывод о не до конца использованных возможностях синодальной системы. Но развитие позитивных тенденций перечеркнула Февральская революция. Епископы Российской Православной Церкви отвернулись от гибнущей власти, пользы от которой уже не ждали.
http://religion.ng.ru/history/2010-12-01/6_chinovniki.html